07.03.2012 в 22:16
Пишет Зингара-выдумщица:L'amour défendu
ТЕКСТ ФИКАГЛАВА 1
Глава 1.
Лето было в самом разгаре. Вся Вена пестрела зонтиками, веерами, шляпками... В такую погоду лучше всего сидеть в тени какой-нибудь беседки, разговаривая с приятелем или читая газету. В домах было прохладно, только если туда не светило солнце, иначе стояла невыносимая духота.
Именно в такой ситуации оказался юный композитор. В его кабинете, который больше напоминал кладовку, было жарко и ужасно душно. Он то и дело отрывался от листа с нотами, чтобы вытереть выступавшие на лбу капли пота или обмахнуться несколько раз партитурой. Графин с водой, стоявший на столике справа, был полностью осушен, несмотря на то, что часовая стрелка не достигла ещё отметки 12 часов. В надежде получить хоть небольшой порыв свежего ветра, парень подошёл и распахнул окно. На улице было довольно пустынно, по сравнению с другими днями. Его внимание привлёк один человек, прохаживавшийся по улице, всё время держась в тени то зданий, то деревьев. Приглядевшись, парень узнал в нём придворного композитора. Моцарт быстро сбежал вниз и подлетел к нему.
— Герр Сальери! Какая неожиданность! Раз уж я Вас встретил, можно Вам кое-что показать? - без умолку трещал Вольфганг.
— Моцарт! Моцарт, успокойтесь! Что Вы хотели мне показать?
— Одно произведения, заказанное мне императором. Вы ведь самый маститый композитор во всей Вене!
— быть может. что ж, идёмте, если Вы так настаиваете, - Сальери не успел опомниться, как Вольфганг взял его за руку и потащил в дом. Ладонь у парня была влажная, видимо, от волнения, но вместе с тем тёплая. Они буквально влетели по лестнице на второй этаж. Перед глазами Антонио то и дело мелькало возбуждённое лицо Моцарта. Сальери невольно улыбнулся этому мальчишескому поведению. Они вошли в «кабинет» Амадея. Хозяину нескоро удаётся отыскать стул, который бы не был заваленным бумагами и нотами. Вольфганг садится за фортепиано. Он чувствует, что его как будто сверлят взглядом. Но стоило только ему коснуться клавиш, как неприятное ощущение ушло.
Сальери был околдован его мелодией.
— Мне кажется, что в некоторых местах нужно исправить, - оборачивается, доиграв, Вольфганг.
— Герр Моцарт! Она великолепна! Не знаю уж, что Вы собираетесь менять, но она божественна! Браво! - Сальери смотрит восхищённым взглядом на смущающегося парня. Тот опустил голову и ответил ему:
— Ох, не стоит. Мне кажется, здесь есть, над чем работать. Например, вот здесь, - он проиграл маленький кусочек произведения.
— Амадей, я Вам всё сказал. Позволите? Мне нужно идти, - Антонио встал со стула и направился к выходу.
— Антонио! - позвал его Вольфганг. - Что с Вами? Вы очень бледны... - Сальери резко поднёс руку ко лбу.
— вина? - предложил Моцарт. Антонио ответил ему кивком головы в знак согласия. Амадей вышел в коридор. На столе стояла открытая вчера бутылка. Парень быстро налил вино в бокал. Вернувшись в кабинет, он отдал бокал Сальери. Тот выпил его едва ли не залпом и откинулся к стене.
— Вам лучше? - спросил Вольфганг, садясь рядом.
— Да, - последовал ответ. Антонио чувствовал, что Моцарт сидит совсем рядом, лишь в нескольких дюймах от него. - Вы можете сыграть ещё раз?
— У Вас не болит голова? - обеспокоенно спросил Вольфганг Амадей. Антонио отрицательно покачал головой, - В таком случае. я могу её исполнить.
Моцарт подошёл к фортепиано и заиграл. Сальери закрыл глаза. Музыка Амадея рождала в его воображении одновременно восхитительные и ужасающие картины. Это было похоже на пытку, но он не желал её окончания. Так сладко страдать!.. Вольфганг окончил, Антонио открыл глаза и хищно посмотрел на парня. Тот несколько испугался такого взгляда, но глаз не отвёл. Сальери резко встал и, выйдя из кабинета Амадея, бросился прочь из этого дома.
На улице не было даже малейшего дуновения ветерка. Выпитое вино только больше разгорячило его. Он шёл по улице до своего дома, проклиная и себя, и Моцарта.
Амадей был удивлён реакцией Антонио. Ведь он сам предложил сыграть ещё раз! мне помнил, чтобы у Сальери когда-то прежде было такое выражение лица. Никогда он ещё так не смотрел на Моцарта. Его взгляд удивительным образом сочетал в себе и отчаяние, и ненависть, и, кажется, любовь... Слишком странное сочетание даже для него. Ему вдруг захотелось хотя бы увидеть Антонио. Вольфганг подбежал к окну в надежде, что Сальери ещё не ушёл, но его уже не было. Амадей несколько огорчился этому обстоятельству, но, со свойственной его характеру ребячеством, быстро пережил эту неприятность.
В отличие от Сальери, который, видя радостного и смеющегося Моцарта, бледнел и краснел раза по три в минуту. Всё в этом парне вызывало жажду противостояния: взгляд, манеры, музыка... Да, музыка была частью Вольфганга, Антонио это давно понял. Ему в один момент захотелось повергнуть Моцарта и вознести его, чтобы поклоняться музыке, звучащей внутри него. Сейчас Сальери хотел забыться, чтобы воображение его рождало картины, где они с Вольфгангом находятся наедине. Он потрогал сой лоб: жар прошёл, тлько от невыносимой июльской жары выступило несколько капель пота. Антонио промокнул его кружевным манжетом рубашки. На улице, у тротуара стоял извозчик. Сальери сел к нему, назвал адрес и они тронулись. Когда он вошёл в дом, первым делом Антонио скинул надоевший жаркий камзол и жилетку, оставшись таким образом, в рубашке и кюлотах. В спальне было прохладно. Мужчина налил в стакан воду. Мало. Следующий. Устав от духоты венских улиц, он упал на кровать и уснул. Вино этому, конечно, тоже способствовало. ему снилось, что они с Моцартом находятся где-то далеко-далеко от Австрии и им так хорошо... Проснулся Антонио ближе к ночи.
Моцарт проработал, сочиняя, весь день, неприятное ощущение после визита Сальери ушло довольно быстро и нисколько ему не мешало. То странное выражение лица Антонио запало ему в память. Он не знал, почему его тянуло к итальянцу, но это было такое необычное, такое волнующее чувство! Амадей решил искать с ним встречи, не подозревая, что такое же желание, такая же в точности мысль владела Сальери.
ГЛАВА 2Глава 2
Ранним утром, часу в десятом, Сальери был в Опере. Сегодня очередная репетиция новой оперы. мужчина старался не думать о Моцарте, но его весёлое лицо с очаровательной улыбкой прочно завладело его мыслями. В его голове зрел план по поводу следующей встречи. Для встречи идеально бы подошёл его кабинет, если бы не одно «но»: сюда постоянно заглядывал господин Розенберг, а это было совсем не на руку. Нужно было думать... Но как получится сосредоточиться на обдумывании места встречи, если все мысли заняты этим мальчишкой? Антонио сел за стол, опустил голову на руки и закрыл глаза.
«Интересно, зачем ему вздумалось просить меня оценить его произведение? Он, верно, и сам знает, что его музыка превосходна. Искал встречи? Возможно. В любом случае, я это выясню. Что ж, лучше, чем мой кабинет, места мне сейчас не найти. Нужно бы послать за ним сейчас. Пусть это будет по личному делу... Нет, слишком опасно. А если... если я скажу, что он мне понадобился по поводу новой постановки, то это не вызовет никакого шума. Так я и сделаю,» - он взял перо, бумагу и быстро написал несколько строк с просьбой приехать немедленно в Оперу. Не успел он запечатать письмо, как в дверь постучали...
— Позволите войти? - спросил посетитель из-за двери. Конечно, Сальери узнал этот голос.
— Входите, Моцарт, - дверь открылась и Вольфганг просочился в кабинет. - Я хотел за Вами послать.
— Я же думал, как мне увидеться с Вами. Вы знаете, герр Сальери, Вы вчера напугали меня. Мяоя музыка Вам не понравилась?
— Что Вы! Она великолепна, не сомневайтесь в этом! Я не знаю, в чём причина. И называйте меня по имени. Сейчас официальность излишня, - мужчина почти вплотную стоял с Амадеем. Тот прислонился к стене и над самым своим ухом ощущал тяжёлое дыхание Сальери:
— Герр Моцарт, или, быть может, мне лучше называть тебя Вольфи? - промурлыкал Антонио с каким-то дьявольсим оттенком. Вольфганг вжался в стену, ища глазами, куда можно улизнуть от него, но было слишком поздно: Сальери своим телом придавил его к холодной стене, повернув ключ в скважине, котрый не вынимал оттуда, пока находился в кабинете. Амадей затаил дыхание. Его сводило с ума это ожидание. Как, впрочем, и Сальери.
— Можешь Вольфи, - простонал Моцарт. Губы Антонио скривились в улыбке. - Сейчас, слышишь, сделай это сейчас!
— Нет, дорогой мой. Сейчас слишком опасно. В Опере много людей, которые заходят ко мне.
— Сейчас, Антонио, сейчас! В Опере никого нет, слышишь? Мы одни...
Антонио открыл рот, чтобы возразить, но Вольфганг, отстранивший его на некоторое расстояние от себя, улучил этот момент и впился ему в приоткрытые губы. Сальери сначала сопротивлялся (это не входило в его планы в данный момент), но уже через считанные секунды он полностью расслабился и отдался во власть Моцарта. Тот не на шутку разошёлся, запуская руки под камзол и расстёгивая жилетку. Антонио сходил с ума от такой близости. Он позволял языку Амадея выделывать такие пируэты, о которых, ему казалось, он потеряет сознание... Воздуха еле хватало, но они не могли отпустить друг друга. Сальери всё ниже опускал ладони, пока Вольфганг не издал стон, вырвавшийся из недр его тела. Этот звук, рождённый отнюдь не голосом, отрезвил Антонио. Он резко оттолкнул Моцарта от себя, который тем временем давно перебрался от лица к шее, намереваясь расстегнуть галстук. Вольфганг удивлённо посмотрел на Сальери:
— Что с тобой? Что-нибудь не так? - недоумение в глазах Амадея сменилось страхом.
— Не сейчас. Мне нужно идти, - ответил Антонио, повернувшись к нему спиной.
— Но... Но когда?
— Вечером. Я знаю одно место. Оно идеально подходит для встреч... подобного рода.
— Что это за место?
— Ты задаёшь слишком вопросов, Вольфи.
— Я буду ждать, - Амадей хотел поцеловать его на прощание, но не стал. А зря. Антонио ждал. Когда Моцарт развернулся, чтобы покинуть кабинет. Сальери рывком развернул его к себе и одарил его поцелуем, больше похожим на ядовитый укус, чем чем на проявление нежности.
ГЛАВА 3Глава 3.
День тянулся на удивление долго, пожалуй, даже слишком. Моцарт и Сальери весь день провели в томительном ожидании вечерней встречи. Но Антонио, даже когда дирижировал иил занимался с певицами, не переставал думать вот о чём: во-первых, конечно, о Вольфганге Амадее, во-вторых, он так и не решил, где пройдёт встреча. Раздумывая над последним вопросом, Антонио весь извёлся: место должно быть тихим, как можно более безлюдным и неизвестным. День близился к завершению, когда Сальери, наконец, вспомнил, что самое тихое и безлюдное по вечерам место - парк на побережье. Там было множество оплетённых плющом беседок, вдоль которых росли огромные развесистые деревья. Порой некоторые ветви, под собственной тяжестью, сгибались до земли, образуя нечто вроде купола, такого плотного от густой листвы, что человека, забравшегося под него, было совсем не видно. Это и было, по мнению Антонио, идеальным местом.
Пока мысль не ускользнула, Сальери, бросив дирижёрскую палочку, выбежал из зала и залетел в кабинет. На листе он написал несколько строк, в котрых объяснял Вольфгангу место и называл время. Даже в спешке его почерк был безупречным, каллиграфическим. Запечатав письмо сургучом, Антонио взял его и вышел из кабинета. В коридоре он встретил своего слугу, которого и отправил с посланием к Моцарту.
Вольфганг Амадей получил письмо через полчаса и несказанно обрадовался, прочитав его. Работа над новым произведением шла быстрее и плодотворнее, нежели раньше, хоть его и подпитывали мысль о новой встрече и воспоминания об утренней. Амадей не мог дождаться вечера, но, вспоминая глаза Сальери, когда тот припёр его к стене, ему становилось несколько не по себе. Но вместе с тем, воскрешая в памяти вкус его губ, свои собственные ощущения, Моцарт закрывал от наслаждения глаза.
Вечер наступил нескоро, день сопротивлялся, словно не желая уходить. Часы в кабинете Антонио, бившие восемь часов, отвлекли мужчину от работы. Он вышел из-за стола, взял с кресла камзол, сложил нотные записи в стопку на угол стола и, закрыв за собой дверь, спустился по лестнице вниз. Пока Сальери шёл к выходу, он встретил Розенберга, который начал ему говорить о новой постановке, но композитор пропустил его слова мимо ушей. На улице его ждал экипаж.
— В парк! - крикнул Антонио кучеру.
Моцарт уже ждал его у входа в парк, когда карета Сальери остановилась у главной аллеи.
— Антонио, ты опаздываешь, - заметил Амадей, когда они остались наедине.
— Немецкая пунктуальность? - чуть насмешливым взглядом посмотрел Антонио на юношу. - Что ж, идём, у нас не так много времени.
Сальери двинулся вперёд, схватив за руку Вольфганга. Вся дорога заняла у них не больше десяти минут.
— Куда мы идём?
— Ты снова задаёшь слишком много вопросов, мой дорогой, - тихо прорычал Сальери, остановившись на несколько мгновений, и поднял лицо Моцарта двумя пальцами за подбородок на себя, дьявольски сверкнув глазами. На лице Амадея отобразился ужас. Не способный сопротивляться более сильному физически Антонио, юноша замолк и до конца пути не проронил ни слова. Наконец, они остановились.
— Где мы? - озирался по сторонам Вольфганг.
— На месте.
Мужчины находились на самом берегу реки. Прямо перед ними протекал Дунай. Был поздний вечер, и над рекой стоял густой туман. Венский лес едва различался вдали. Композиторы стояли на краю беседки. Антонио ушёл вглубь и различимы были лишь белые манжеты и галстук и ярко горящие глаза. Моцарт стоял по-прежнему, не шелохнувшись ни разу и всматриваясь в даль.
Сальери неслышно подошёл к нему сзади и положил руки на плечи. Юноша вздрогнул, ощущая тёплое дыхание Антонио и холодные порывы ветра на шее. Медленно итальянец переместил руки с плеч к локтям, сильно заведя их за спину. Амадей, не будучи готовым к столь резкому повороту событий, издал еле уловимый стон. От боли.
— Всё будет хорошо... Не дёргайся.
Вольфганг повернул лицо в профиль и увидел Сальери.
— Идём, - сказал тот и, не отпуская рук парня, потащил его задом в глубь беседки.
— Антонио, что... Что ты задумал? - испуганным голосом спросил Моцарт.
— Ты скоро поймёшь, не торопись. Ты, верно, думал, что тех прикосновений у меня в кабинете мне было достаточно? Ты ошибаешься, мой дорогой. Этого мало.
— Я, признаться... Да, я думал мы закончим с этим безумством...
— Ты ошибаешься, мой дорогой, - повторил Антонио. Его руки потянули камзол за рукава вниз.
— Антонио! Что это всё значит? - Вольфганг попытался вырваться, но Сальери крепко его держал за запястья.
— Я же сказал - не дёргайся, - мужчина сильнее сжал его руки. Амадей вскрикнул от неожиданности.
— Успокойся, Антонио! Что ты творишь?
— Ты по-прежнему задаёшь много вопросов. Меня это начинает раздражать, - с этими словами Сальери, держа уже одной рукой запястья Моцарта, другой стал развязывать его жилетку. Тот уже не сопротивлялся, отчётливо понимая, что это бесполезно. Вскоре жилетка присоединилась к брошенному на пол камзолу, туда же полетел и галстук. Вольфганг дрожал от пробиравшего его холода, приносимого ветром от реки.
— Успокойся и расслабься, - прикоснулся Сальери к его плечам, таким холодным, как будто он был не в Вене, а на Южном полюсе. Руки итальянца были не намного теплее. Антонио скинул камзол и развязал галстук. Он не боялся, что Моцарт уйдёт. И всё же мужчина попытался закончить с этим поскорее.
Вольфганг за всё это время не видел ни разу его лица. Когда они оба стояли лишь в чулках, кюлотах и рубашках, Сальери мягко опустил юношу на одежду, разбросанную по полу. Сам он медленно, словно кот, который чет в своих лапах беспомощную мышку, приблизился к пятящемуся Моцарту. Рывком он приблизил его лицо к себе и поцеловал. В этом поцелуе воплотились все чувства: и любовь, и ревность, и жажда его, Вольфганга, и, наконец, страсть.
— А теперь приступим к тому, ради чего мы здесь, - сказал Антонио, отстраняясь от него и одновременно стягивая с Амадея бриджи...
Утром оба проснулись от пробиравшего их холода побережья. Туман рассеялся, как будто его и не было. Так же ясно всё было в головах у обоих композиторов.
Антонио усмехнулся, увидев, что Моцарт, желая согреться, прильнул во сне к нему и теперь спит, свернувшись калачиком у него на груди. Сальери потрепал волосы парня и сказал довольно громко, чтобы тот мог его услышать:
— Амадей... Я люблю тебя...
— Я тебя тоже, - сквозь сон пробормотал Вольфганг...
URL записиТЕКСТ ФИКАГЛАВА 1
Глава 1.
Лето было в самом разгаре. Вся Вена пестрела зонтиками, веерами, шляпками... В такую погоду лучше всего сидеть в тени какой-нибудь беседки, разговаривая с приятелем или читая газету. В домах было прохладно, только если туда не светило солнце, иначе стояла невыносимая духота.
Именно в такой ситуации оказался юный композитор. В его кабинете, который больше напоминал кладовку, было жарко и ужасно душно. Он то и дело отрывался от листа с нотами, чтобы вытереть выступавшие на лбу капли пота или обмахнуться несколько раз партитурой. Графин с водой, стоявший на столике справа, был полностью осушен, несмотря на то, что часовая стрелка не достигла ещё отметки 12 часов. В надежде получить хоть небольшой порыв свежего ветра, парень подошёл и распахнул окно. На улице было довольно пустынно, по сравнению с другими днями. Его внимание привлёк один человек, прохаживавшийся по улице, всё время держась в тени то зданий, то деревьев. Приглядевшись, парень узнал в нём придворного композитора. Моцарт быстро сбежал вниз и подлетел к нему.
— Герр Сальери! Какая неожиданность! Раз уж я Вас встретил, можно Вам кое-что показать? - без умолку трещал Вольфганг.
— Моцарт! Моцарт, успокойтесь! Что Вы хотели мне показать?
— Одно произведения, заказанное мне императором. Вы ведь самый маститый композитор во всей Вене!
— быть может. что ж, идёмте, если Вы так настаиваете, - Сальери не успел опомниться, как Вольфганг взял его за руку и потащил в дом. Ладонь у парня была влажная, видимо, от волнения, но вместе с тем тёплая. Они буквально влетели по лестнице на второй этаж. Перед глазами Антонио то и дело мелькало возбуждённое лицо Моцарта. Сальери невольно улыбнулся этому мальчишескому поведению. Они вошли в «кабинет» Амадея. Хозяину нескоро удаётся отыскать стул, который бы не был заваленным бумагами и нотами. Вольфганг садится за фортепиано. Он чувствует, что его как будто сверлят взглядом. Но стоило только ему коснуться клавиш, как неприятное ощущение ушло.
Сальери был околдован его мелодией.
— Мне кажется, что в некоторых местах нужно исправить, - оборачивается, доиграв, Вольфганг.
— Герр Моцарт! Она великолепна! Не знаю уж, что Вы собираетесь менять, но она божественна! Браво! - Сальери смотрит восхищённым взглядом на смущающегося парня. Тот опустил голову и ответил ему:
— Ох, не стоит. Мне кажется, здесь есть, над чем работать. Например, вот здесь, - он проиграл маленький кусочек произведения.
— Амадей, я Вам всё сказал. Позволите? Мне нужно идти, - Антонио встал со стула и направился к выходу.
— Антонио! - позвал его Вольфганг. - Что с Вами? Вы очень бледны... - Сальери резко поднёс руку ко лбу.
— вина? - предложил Моцарт. Антонио ответил ему кивком головы в знак согласия. Амадей вышел в коридор. На столе стояла открытая вчера бутылка. Парень быстро налил вино в бокал. Вернувшись в кабинет, он отдал бокал Сальери. Тот выпил его едва ли не залпом и откинулся к стене.
— Вам лучше? - спросил Вольфганг, садясь рядом.
— Да, - последовал ответ. Антонио чувствовал, что Моцарт сидит совсем рядом, лишь в нескольких дюймах от него. - Вы можете сыграть ещё раз?
— У Вас не болит голова? - обеспокоенно спросил Вольфганг Амадей. Антонио отрицательно покачал головой, - В таком случае. я могу её исполнить.
Моцарт подошёл к фортепиано и заиграл. Сальери закрыл глаза. Музыка Амадея рождала в его воображении одновременно восхитительные и ужасающие картины. Это было похоже на пытку, но он не желал её окончания. Так сладко страдать!.. Вольфганг окончил, Антонио открыл глаза и хищно посмотрел на парня. Тот несколько испугался такого взгляда, но глаз не отвёл. Сальери резко встал и, выйдя из кабинета Амадея, бросился прочь из этого дома.
На улице не было даже малейшего дуновения ветерка. Выпитое вино только больше разгорячило его. Он шёл по улице до своего дома, проклиная и себя, и Моцарта.
Амадей был удивлён реакцией Антонио. Ведь он сам предложил сыграть ещё раз! мне помнил, чтобы у Сальери когда-то прежде было такое выражение лица. Никогда он ещё так не смотрел на Моцарта. Его взгляд удивительным образом сочетал в себе и отчаяние, и ненависть, и, кажется, любовь... Слишком странное сочетание даже для него. Ему вдруг захотелось хотя бы увидеть Антонио. Вольфганг подбежал к окну в надежде, что Сальери ещё не ушёл, но его уже не было. Амадей несколько огорчился этому обстоятельству, но, со свойственной его характеру ребячеством, быстро пережил эту неприятность.
В отличие от Сальери, который, видя радостного и смеющегося Моцарта, бледнел и краснел раза по три в минуту. Всё в этом парне вызывало жажду противостояния: взгляд, манеры, музыка... Да, музыка была частью Вольфганга, Антонио это давно понял. Ему в один момент захотелось повергнуть Моцарта и вознести его, чтобы поклоняться музыке, звучащей внутри него. Сейчас Сальери хотел забыться, чтобы воображение его рождало картины, где они с Вольфгангом находятся наедине. Он потрогал сой лоб: жар прошёл, тлько от невыносимой июльской жары выступило несколько капель пота. Антонио промокнул его кружевным манжетом рубашки. На улице, у тротуара стоял извозчик. Сальери сел к нему, назвал адрес и они тронулись. Когда он вошёл в дом, первым делом Антонио скинул надоевший жаркий камзол и жилетку, оставшись таким образом, в рубашке и кюлотах. В спальне было прохладно. Мужчина налил в стакан воду. Мало. Следующий. Устав от духоты венских улиц, он упал на кровать и уснул. Вино этому, конечно, тоже способствовало. ему снилось, что они с Моцартом находятся где-то далеко-далеко от Австрии и им так хорошо... Проснулся Антонио ближе к ночи.
Моцарт проработал, сочиняя, весь день, неприятное ощущение после визита Сальери ушло довольно быстро и нисколько ему не мешало. То странное выражение лица Антонио запало ему в память. Он не знал, почему его тянуло к итальянцу, но это было такое необычное, такое волнующее чувство! Амадей решил искать с ним встречи, не подозревая, что такое же желание, такая же в точности мысль владела Сальери.
ГЛАВА 2Глава 2
Ранним утром, часу в десятом, Сальери был в Опере. Сегодня очередная репетиция новой оперы. мужчина старался не думать о Моцарте, но его весёлое лицо с очаровательной улыбкой прочно завладело его мыслями. В его голове зрел план по поводу следующей встречи. Для встречи идеально бы подошёл его кабинет, если бы не одно «но»: сюда постоянно заглядывал господин Розенберг, а это было совсем не на руку. Нужно было думать... Но как получится сосредоточиться на обдумывании места встречи, если все мысли заняты этим мальчишкой? Антонио сел за стол, опустил голову на руки и закрыл глаза.
«Интересно, зачем ему вздумалось просить меня оценить его произведение? Он, верно, и сам знает, что его музыка превосходна. Искал встречи? Возможно. В любом случае, я это выясню. Что ж, лучше, чем мой кабинет, места мне сейчас не найти. Нужно бы послать за ним сейчас. Пусть это будет по личному делу... Нет, слишком опасно. А если... если я скажу, что он мне понадобился по поводу новой постановки, то это не вызовет никакого шума. Так я и сделаю,» - он взял перо, бумагу и быстро написал несколько строк с просьбой приехать немедленно в Оперу. Не успел он запечатать письмо, как в дверь постучали...
— Позволите войти? - спросил посетитель из-за двери. Конечно, Сальери узнал этот голос.
— Входите, Моцарт, - дверь открылась и Вольфганг просочился в кабинет. - Я хотел за Вами послать.
— Я же думал, как мне увидеться с Вами. Вы знаете, герр Сальери, Вы вчера напугали меня. Мяоя музыка Вам не понравилась?
— Что Вы! Она великолепна, не сомневайтесь в этом! Я не знаю, в чём причина. И называйте меня по имени. Сейчас официальность излишня, - мужчина почти вплотную стоял с Амадеем. Тот прислонился к стене и над самым своим ухом ощущал тяжёлое дыхание Сальери:
— Герр Моцарт, или, быть может, мне лучше называть тебя Вольфи? - промурлыкал Антонио с каким-то дьявольсим оттенком. Вольфганг вжался в стену, ища глазами, куда можно улизнуть от него, но было слишком поздно: Сальери своим телом придавил его к холодной стене, повернув ключ в скважине, котрый не вынимал оттуда, пока находился в кабинете. Амадей затаил дыхание. Его сводило с ума это ожидание. Как, впрочем, и Сальери.
— Можешь Вольфи, - простонал Моцарт. Губы Антонио скривились в улыбке. - Сейчас, слышишь, сделай это сейчас!
— Нет, дорогой мой. Сейчас слишком опасно. В Опере много людей, которые заходят ко мне.
— Сейчас, Антонио, сейчас! В Опере никого нет, слышишь? Мы одни...
Антонио открыл рот, чтобы возразить, но Вольфганг, отстранивший его на некоторое расстояние от себя, улучил этот момент и впился ему в приоткрытые губы. Сальери сначала сопротивлялся (это не входило в его планы в данный момент), но уже через считанные секунды он полностью расслабился и отдался во власть Моцарта. Тот не на шутку разошёлся, запуская руки под камзол и расстёгивая жилетку. Антонио сходил с ума от такой близости. Он позволял языку Амадея выделывать такие пируэты, о которых, ему казалось, он потеряет сознание... Воздуха еле хватало, но они не могли отпустить друг друга. Сальери всё ниже опускал ладони, пока Вольфганг не издал стон, вырвавшийся из недр его тела. Этот звук, рождённый отнюдь не голосом, отрезвил Антонио. Он резко оттолкнул Моцарта от себя, который тем временем давно перебрался от лица к шее, намереваясь расстегнуть галстук. Вольфганг удивлённо посмотрел на Сальери:
— Что с тобой? Что-нибудь не так? - недоумение в глазах Амадея сменилось страхом.
— Не сейчас. Мне нужно идти, - ответил Антонио, повернувшись к нему спиной.
— Но... Но когда?
— Вечером. Я знаю одно место. Оно идеально подходит для встреч... подобного рода.
— Что это за место?
— Ты задаёшь слишком вопросов, Вольфи.
— Я буду ждать, - Амадей хотел поцеловать его на прощание, но не стал. А зря. Антонио ждал. Когда Моцарт развернулся, чтобы покинуть кабинет. Сальери рывком развернул его к себе и одарил его поцелуем, больше похожим на ядовитый укус, чем чем на проявление нежности.
ГЛАВА 3Глава 3.
День тянулся на удивление долго, пожалуй, даже слишком. Моцарт и Сальери весь день провели в томительном ожидании вечерней встречи. Но Антонио, даже когда дирижировал иил занимался с певицами, не переставал думать вот о чём: во-первых, конечно, о Вольфганге Амадее, во-вторых, он так и не решил, где пройдёт встреча. Раздумывая над последним вопросом, Антонио весь извёлся: место должно быть тихим, как можно более безлюдным и неизвестным. День близился к завершению, когда Сальери, наконец, вспомнил, что самое тихое и безлюдное по вечерам место - парк на побережье. Там было множество оплетённых плющом беседок, вдоль которых росли огромные развесистые деревья. Порой некоторые ветви, под собственной тяжестью, сгибались до земли, образуя нечто вроде купола, такого плотного от густой листвы, что человека, забравшегося под него, было совсем не видно. Это и было, по мнению Антонио, идеальным местом.
Пока мысль не ускользнула, Сальери, бросив дирижёрскую палочку, выбежал из зала и залетел в кабинет. На листе он написал несколько строк, в котрых объяснял Вольфгангу место и называл время. Даже в спешке его почерк был безупречным, каллиграфическим. Запечатав письмо сургучом, Антонио взял его и вышел из кабинета. В коридоре он встретил своего слугу, которого и отправил с посланием к Моцарту.
Вольфганг Амадей получил письмо через полчаса и несказанно обрадовался, прочитав его. Работа над новым произведением шла быстрее и плодотворнее, нежели раньше, хоть его и подпитывали мысль о новой встрече и воспоминания об утренней. Амадей не мог дождаться вечера, но, вспоминая глаза Сальери, когда тот припёр его к стене, ему становилось несколько не по себе. Но вместе с тем, воскрешая в памяти вкус его губ, свои собственные ощущения, Моцарт закрывал от наслаждения глаза.
Вечер наступил нескоро, день сопротивлялся, словно не желая уходить. Часы в кабинете Антонио, бившие восемь часов, отвлекли мужчину от работы. Он вышел из-за стола, взял с кресла камзол, сложил нотные записи в стопку на угол стола и, закрыв за собой дверь, спустился по лестнице вниз. Пока Сальери шёл к выходу, он встретил Розенберга, который начал ему говорить о новой постановке, но композитор пропустил его слова мимо ушей. На улице его ждал экипаж.
— В парк! - крикнул Антонио кучеру.
Моцарт уже ждал его у входа в парк, когда карета Сальери остановилась у главной аллеи.
— Антонио, ты опаздываешь, - заметил Амадей, когда они остались наедине.
— Немецкая пунктуальность? - чуть насмешливым взглядом посмотрел Антонио на юношу. - Что ж, идём, у нас не так много времени.
Сальери двинулся вперёд, схватив за руку Вольфганга. Вся дорога заняла у них не больше десяти минут.
— Куда мы идём?
— Ты снова задаёшь слишком много вопросов, мой дорогой, - тихо прорычал Сальери, остановившись на несколько мгновений, и поднял лицо Моцарта двумя пальцами за подбородок на себя, дьявольски сверкнув глазами. На лице Амадея отобразился ужас. Не способный сопротивляться более сильному физически Антонио, юноша замолк и до конца пути не проронил ни слова. Наконец, они остановились.
— Где мы? - озирался по сторонам Вольфганг.
— На месте.
Мужчины находились на самом берегу реки. Прямо перед ними протекал Дунай. Был поздний вечер, и над рекой стоял густой туман. Венский лес едва различался вдали. Композиторы стояли на краю беседки. Антонио ушёл вглубь и различимы были лишь белые манжеты и галстук и ярко горящие глаза. Моцарт стоял по-прежнему, не шелохнувшись ни разу и всматриваясь в даль.
Сальери неслышно подошёл к нему сзади и положил руки на плечи. Юноша вздрогнул, ощущая тёплое дыхание Антонио и холодные порывы ветра на шее. Медленно итальянец переместил руки с плеч к локтям, сильно заведя их за спину. Амадей, не будучи готовым к столь резкому повороту событий, издал еле уловимый стон. От боли.
— Всё будет хорошо... Не дёргайся.
Вольфганг повернул лицо в профиль и увидел Сальери.
— Идём, - сказал тот и, не отпуская рук парня, потащил его задом в глубь беседки.
— Антонио, что... Что ты задумал? - испуганным голосом спросил Моцарт.
— Ты скоро поймёшь, не торопись. Ты, верно, думал, что тех прикосновений у меня в кабинете мне было достаточно? Ты ошибаешься, мой дорогой. Этого мало.
— Я, признаться... Да, я думал мы закончим с этим безумством...
— Ты ошибаешься, мой дорогой, - повторил Антонио. Его руки потянули камзол за рукава вниз.
— Антонио! Что это всё значит? - Вольфганг попытался вырваться, но Сальери крепко его держал за запястья.
— Я же сказал - не дёргайся, - мужчина сильнее сжал его руки. Амадей вскрикнул от неожиданности.
— Успокойся, Антонио! Что ты творишь?
— Ты по-прежнему задаёшь много вопросов. Меня это начинает раздражать, - с этими словами Сальери, держа уже одной рукой запястья Моцарта, другой стал развязывать его жилетку. Тот уже не сопротивлялся, отчётливо понимая, что это бесполезно. Вскоре жилетка присоединилась к брошенному на пол камзолу, туда же полетел и галстук. Вольфганг дрожал от пробиравшего его холода, приносимого ветром от реки.
— Успокойся и расслабься, - прикоснулся Сальери к его плечам, таким холодным, как будто он был не в Вене, а на Южном полюсе. Руки итальянца были не намного теплее. Антонио скинул камзол и развязал галстук. Он не боялся, что Моцарт уйдёт. И всё же мужчина попытался закончить с этим поскорее.
Вольфганг за всё это время не видел ни разу его лица. Когда они оба стояли лишь в чулках, кюлотах и рубашках, Сальери мягко опустил юношу на одежду, разбросанную по полу. Сам он медленно, словно кот, который чет в своих лапах беспомощную мышку, приблизился к пятящемуся Моцарту. Рывком он приблизил его лицо к себе и поцеловал. В этом поцелуе воплотились все чувства: и любовь, и ревность, и жажда его, Вольфганга, и, наконец, страсть.
— А теперь приступим к тому, ради чего мы здесь, - сказал Антонио, отстраняясь от него и одновременно стягивая с Амадея бриджи...
Утром оба проснулись от пробиравшего их холода побережья. Туман рассеялся, как будто его и не было. Так же ясно всё было в головах у обоих композиторов.
Антонио усмехнулся, увидев, что Моцарт, желая согреться, прильнул во сне к нему и теперь спит, свернувшись калачиком у него на груди. Сальери потрепал волосы парня и сказал довольно громко, чтобы тот мог его услышать:
— Амадей... Я люблю тебя...
— Я тебя тоже, - сквозь сон пробормотал Вольфганг...